Читать интересную книгу Доллары за убийство Долли [Сборник] - Жорж Клотц

Глаза Крэнсона были устремлены на Райнера, веки опускались и поднимались по мере того, как боль усиливалась или отпускала.

— Не двигайся, я пойду поищу машину.

Райнеру показалось, что Крэнсон его не услышал, но когда он загасил уже обжигавшую пальцы спичку, то почувствовал, как влажная рука легла ему на запястье.

Снова стало темно. Крэнсон учащенно дышал, голос шел как бы издалека, хотя губы его были совсем рядом.

— А после?

— А после я устрою тебя на заднем сиденье, и мы смоемся отсюда.

Сильный жар, должно быть, придал мыслям раненого большую живость, так как он тут же спросил:

— А полицейские кордоны?

— Проскочим.

По тому, как захрустели шейные позвонки, Райнер понял, что Крэнсон покачал головой.

— Ты… ты поезжай, а меня оставь.

Райнер улыбнулся в темноте.

— Это невозможно, постарайся уснуть, через час я вернусь.

Он встал, не дожидаясь ответа, приподнял железный лист и вылез наружу.

Как только смолк звук его шагов, у Крэнсона иссякли силы, он не мог больше сдерживаться, и жалобный стон вырвался из его пересохшего рта.

Райнер знал, что через каждые двадцать метров стоит по фараону и что им отдан приказ стрелять в случае чего без предупреждения; он был наготове, но это не облегчало задачу.

Неожиданно, блеснув хромом, из-за угла показался полицейский «плимут».

Машина шла на скорости пять миль в час; развернувшись совершенно бесшумно, как кошка на ковре, она двинулась в его сторону. Он продолжал свой путь как ни в чем не бывало, засунув руки в карманы; под каждым фонарем тень его то убегала вперед, то отставала.

Когда машина поравнялась с ним, задняя дверца со стороны тротуара открылась.

Райнер услышал гнусавый звук радиовызова, и один из полицейских вылез из машины. Второй полицейский — Райнеру были хорошо видны его нос с горбинкой и торчавший над воротом кадык — остался сидеть рядом с шофером.

Тот, что вышел из машины, хорошо знал свое дело. Перебитый нос, кривые ноги, полутяжелый вес, быстрая реакция и рука тверда.

— Обе руки на машину и не двигаться!

Райнер повернулся к нему спиной и уперся ладонями в кузов «плимута». Одной рукой тот обшарил карманы, вынул бумажник и открыл его.

— Флейчер Гарри, инженер-химик. Живете не в этом районе. Что здесь делаете?

Райнер переминался с ноги на ногу.

— Девочка, — сказал он. — Я иду из отеля «Стелла», можете проверить, но хотелось бы, чтобы это осталось между нами.

Полицейский, вынув блокнот, что-то записал.

— Могу ли я попросить вас об одолжении?

Шофер обернулся, уставился на него.

У всех троих были абсолютно безразличные морды, они смотрели на него, как смотрят на что-то скользкое и холодное.

— Уж очень неспокойно сегодня, — продолжил он. — Если вам по пути, подбросьте меня до Бэкмора, а там я возьму такси. Это всего в двух кварталах.

Полицейский сел в машину, оставив дверцу открытой.

— Садитесь, нам по пути.

Райнер пригнулся и влез в машину.

— Ну и ночка! — сказал он. — Похоже, вам не удастся выспаться.

Кадык задвигался.

— Мы и не собираемся спать, пока их не поймаем.

— Долго не продержатся, — сказал Райнер, — они уже на пределе.

Автомобиль медленно катил вдоль набережной. Метров через пятьдесят на углу улицы Райнер увидел знакомые ржавые жалюзи.

— Сигарету?

Тот, что его обыскивал, наклонился, и пламя высветило перебитый нос, но огонь погас прежде, чем сигарета раскурилась. Полицейский поднял глаза и увидел, что пассажир пристально смотрит в окно.

— Кто-то прячется за мусорным ящиком.

Полицейский мгновенно развернулся, правая рука легла на кобуру кольта. Едва он успел понять, что она пуста и что его надули, как удар рукоятки отбросил его к окну. Горбоносый обернулся и в долю секунды понял, что произошло.

Удар в лицо был такой силы, что ему показалось, будто на него наехала пятнадцатитонка; тело его сползло на пол между бардачком и сиденьем.

Шофер втянул голову в плечи, и вся жизнь с бешеной скоростью пронеслась у него в голове.

В боковом зеркале он увидел свое ухо и поблескивающие рядом медные пули в барабане револьвера.

Тот, кто его держал, стоял совсем близко.

— Въезжай на тротуар и останови вплотную к жалюзи так, чтобы только дверь открыть. И без глупостей, убью!

Машина остановилась.

— Выходи.

Шофер вышел. Райнер увидел, что рубашка на спине потемнела от пота.

Он швырнул ключи, и шофер поймал их на лету.

— Открывай.

Шофер медленно поднял жалюзи. Райнер огляделся.

— Вынимай своих приятелей и заноси их туда.

Так же молча шофер подчинился. Сначала вытащил сидевшего рядом: взяв его под мышки, потянул из машины, так что ноги шлепнулись на тротуар; затем пригнулся, пролез под железным листом, втащил за собою тело. Второй был гораздо тяжелее, но он справился и с ним. Райнер взял электрический фонарик с полки за задним сиденьем, закрыл дверцы, зажег фонарь, вошел и опустил за собой жалюзи. Мертвенно бледный Крэнсон, казалось, не мог шевельнуться. Он уставился на полицейских.

Райнер, подойдя к шоферу, ударил его. Тот рухнул, как срубленное дерево. Райнер молча зашел за стойку, перезарядил свой «даймонбэк» и бросил три полицейских кольта в глубину комнаты, за кучу кирпича и строительного мусора.

Взяв наручники, сцепил их одного с другим за запястья; приковал последнего еще и к ножке банкетки, а ключи положил к себе в карман.

Оставалось самое сложное: устроить Крэнсоыа на заднее сиденье.

Фонарь высветил безжизненно раскинутые руки шведа; кровь сочилась, стекая капля за каплей по толстому животу.

— Всего три метра, — сказал Райнер, — надо их пройти.

Он уловил отчаяние в голубых глазах, но не стал дожидаться ответа.

Приподнял жалюзи, открыл дверцу автомобиля и вернулся к Крэнсону.

— Я дотащу тебя, терпи.

Согнувшись, он обхватил толстые лодыжки.

Швед застонал, стон перешел в какие-то хлюпающие звуки, и, увлекая за собой мусор, тяжелое тело заскользило по полу. В тусклом свете раннего утра он увидел себя сидящим на тротуаре.

Райнер отпустил ноги, перешагнул через него и подхватил под мышки. Сильным рывком сумел его посадить, толстые ляжки сдвинулись, и швед привстал. Сделав шаг, он свалился на заднее сиденье. Райнер закрыл дверцу, задернул занавески и, сев за руль, погнал машину в направлении Бэкмора.

* * *

Их собралось около сорока в зале гостиницы «Дарнинг», которую они сняли накануне.

В свете люстр некоторые из них — те, что были в военной форме, — старались соблюдать соответствующие степенность и выправку. Большинство же пришло в спортивных костюмах. Одним из немногих, кто надел галстук, был Менеринг. Он встал, резким жестом прервал аплодисменты и поставил свой стакан на стол.

Откашлявшись, он начал речь, которую в общих чертах набросал накануне.

— Волонтеры, — сказал он, — я буду говорить прямо. Вы достаточно знакомы со мной и знаете, что мне неведомы ухищрения политиканов, я был и остаюсь фермером, краснобайствовать не умею.

Это вступление было встречено гулом голосов. Он всегда так начинал: заявление о том, что он не умеет произносить речи, позволяло ему говорить дольше других.

Менеринг задержал дыхание, вызывая прилив искусственного гнева, и ударил кулаком по столу.

— Я не умею краснобайствовать, — повторил он, — потому что я простой человек и знаю только свое дело, в этом мы все похожи и по этой самой причине являемся цветом нации.

Он прервал вновь поднявшиеся овации.

— Цветом нации, потому что всякий раз, когда в этой стране убийца, чужак или грязный негр затевает беспорядки, обращаются именно к нам, чтобы его найти, и это доказывает две вещи: первое — что полиция этой страны сама по себе не способна заставить уважать закон, второе — что страна рассчитывает на нас, и только на нас, недаром нам всегда доставались самые рискованные дела.

Четыре одобрительных свистка послышались из глубины зала.

— Заткнитесь! — заорал Менеринг.

Раздался смех, и Менеринг понял, что и на этот раз он сумел их пронять.

— Но бывает так, — продолжал он, — что мы теряем перья в наших очистительных операциях; работа, которая на нас возложена и которая заключается прежде всего в том, чтобы не допустить грабежа нашего имущества, несоблюдения наших законов и насилия над нашими женщинами, — это небезопасная работа, и в этот вечер одного из нас нет здесь, чтобы поднять стакан за здоровье волонтеров, почетным президентом которых я являюсь. Один из нас отсутствует сегодня, и нам всем его не хватает. Я говорю о Дэне Мюррее.

Последние слова Менеринг произнес в полной тишине. Все знали Мюррея, бравого парня, который всегда успевал вовремя опорожнить свой стакан или свою обойму.